Выставка Зои Черкасской в Музее Израиля уже несколько месяцев вызывает ажиотаж.
Карикатурное изображение и нашей алии, и обретенной ею исторической родины не
оставляет равнодушными ни русскоязычных посетителей, ни старожилов Израиля. Но,
когда доходишь до последней стены экспозиции и убеждаешься в однообразии
тематики и стилистики, эпатаж уже не действует и задаешься вопросом: а почему
после почти 30 лет в стране художнику потребовалось так старательно
«прикалываться» по поводу братьев по алие?
Музей Израиля устроил выставку Зои Черкасской
с размахом. 25 больших полотен и чуть не сотня рисунков! Неподготовленного
посетителя эти эпатажные работы ошарашивают дерзкими сюжетами, яркостью красок и отсутствием любых «комплексов».
Зоя Черкасская и куратор Амитай Мендельсон назвали выставку «Правда. PRAVDA. פרבדה». Отсылка к главной советской газете сразу
предупреждает, что мы увидим примитивизированное изображение действительности,
а употребление трех языков «намекает» на отсутствие принципиальных различий
между страной исхода и исторической родиной и даже - на универсальный,
глобальный характер тех уродств, которые будут показаны!
Советскую жизнь Зоя Черкасская, родившаяся в 1976 году и репатриировавшаяся в
Израиль в 1991-м, помнит хорошо и изображает без ностальгии и идеализации. Это
нищета, унизительное отсутствие самых необходимых вещей, оболванивание людей, антиэстетический
облик жилищ, улиц, городов, похабные надписи и рисунки на заборах. Конечно,
больше всего времени Зоя проводила в школе, которой посвящен большой цикл
рисунков. Они запечатлели тоскливые уроки, сиротскую столовую, грязный туалет,
драки. Подростком Черкасская слушала
лозунги «перестройки». Этот период предстает на ее полотнах таким же унылым,
как и «эпоха застоя»: появляются новые плакаты и портреты на стенах домов, но товаров
становится еще меньше, а болтовни больше. Длинная очередь за хлебом, который
продается в странном красном домике, напоминает долгое стояние у Мавзолея. В
своих квартирах граждане тупо поглощают скудную пищу, с одинаковым равнодушием
слушая шаблонную программу «Время» и экстренное сообщение о путче...
Что, по «концепции» Черкасской, меняется для
советских евреев с переездом в Израиль? Как предвещает название выставки,
меняется только алфавит! На «программной» картине Черкасской по трапу компании
«Эль-Аль» без энтузиазма спускаются на Землю Обетованную нелепо одетые
репатрианты, не обращающие внимания на чиновницу с кипой израильских флажков.
Картина названа смело: «Новые жертвы» - эта формулировка обрастает злой
конкретикой на полотнах Черкасской.
Здесь нет картин, написанных с радостью, улыбкой или хотя бы призывающих к
раздумьям, – только безапеляционный сарказм, издевка, мрачный гротеск. Перевод раннего Топаллера из вербальной плоскости в визуальную.
«Алия 1990-х»: голая ола хадаша стоит на карачках, выставив свои прелести.
«Ицик»: свою «русскую» работницу-блондинку
нагло лапает смуглый фалафельщик (вспоминается «остроумная» шутка покойного
Дуду Топаза: «В чем разница между «русской» и фалафелем? Цена одинаковая, но
«русскую» можно употребить несколько раз»).
«Гребаный иврит»: семейство репатриантов
мучительно осваивает язык, только дедушка упрямо читает «Русский израильтянин», который пугает
проблемами с пенсиями.
«Химическая атака»: в дни войны в Персидском
заливе «русская» семья сидит неглиже в противогазах и беззаботно играет в
карты.
«Обморок раввина»: в квартиру «русских», проходящих гиюр, изучающих религиозные
предписания, является с проверкой представитель раввината и с ужасом
обнаруживает, что из кастрюли на плите торчит свиной пятачок.
«Сало русское едят»: на витрине некошерного
магазина кощунственно соседствуют сыры и свиные колбасы (одна из них называется
«Молочная»!).
Вообще некошерное питание новых репатриантов,
их любовь к свинине и водке – одна из центральных тем выставки: О духовной жизни новых граждан страны Черкасская
всерьез говорить не хочет. Поиздеваться – пожалуйста! В матнасе на стене
красуется плакат: «Добро пожаловать на неделю русской культуры в Ашдоде!». На
сцене – какая-то пошлая олимовская самодеятельность, в пустом зале сидят две
«русских» старушки...
Эта точно выверенная симметрия советского и
израильского негатива полностью соответствует «концепции» выставки. Как
отмечается в разъяснительном тексте в первом зале экспозиции: «По мнению Зои
Черкасской, все мифы оказались иллюзией: и сионистская мечта о национальном
очаге, и советские обещания идеального мира».
Подобные «обобщения», параллели, проводимые
между Израилем и Советским Союзом, удручающе банальны (любимая тема новых
репатриантов в ульпанах в первые месяцы в Израиле) и уж никак не могут быть
отнесены к интеллектуальной области. Но в конце концов дело художника – не
философствовать, а рисовать.
Зоя Черкасская последовательно раскрывает свою «мысль» пластическими
средствами. В построении выставки прослеживается назойливая дихотомия.
В советской школе мальчика со скрипочкой бьют антисемиты, в Израиле щуплого ашкеназа
с тем же инструментом терроризируют более крепкие чернявые сверстники.
Две работы - «1991 в Украине» и «Пятница в
шхуне» - сознательно объединены указанием: «Диптих». На обеих картинах мусор, драки.
В украинском городе устаревший плакат «Слава КПСС» сочетается с актуальным
призывом «Коммуняг на виселицу!», а ивритоязычные жители израильского
микрорайона малюют надпись: «Русские убирайтесь в Россию». Но над Украиной еще
мирное небо, а на израильский квартал падает арабская ракета...
«Обрезание дяди Яши» может показаться
чисто израильской сатирой: два раввина
укорачивают гипертрофированный до метафоры член нового репатрианта. Но, по
признанию Черкасской, она старается, «чтобы мост был и в одну, и в другую
сторону». Один из раввинов держит в руках Тору, которая красным цветом и звездой
(правда, шестиконечной) на обложке напоминает пособие по марксизму.
А вот еще одна с виду израильская зарисовка: пожилой репатриант подбирает
гнилые овощи. Но название картины восстанавливает
паритет: «Один день Ивана Денисовича в Израиле». Какое отношение имеет герой Солженицына
к Израилю? Всего один день - почему? А по кочану! Такие образные сцепления возникли
в пылком воображении художника. Конечно,
это не прихотливые ассоциации, а рационально проводимая линия: невозможно
отрицать мерзости советского строя, но очень хочется пообидней отозваться и об
Израиле...
Зоя Черкасская на 42-м году жизни обладает прочной репутацией, признана в
Израиле и за его пределами. Иностранные и израильские искусствоведы отстраненно
истолкуют сюжеты картин, демонстрируемых на этой выставке, объяснят место этого
цикла в творческой эволюции художника. Им всё равно что «анализировать». Но у нас,
«русских», в силу большей причастности к теме возникают вопросы.
Художник имеет право на критику. Но почему критический взгляд Зои Черкасской не
поднимается выше пояса, сфокусировавшись на желудке и гениталиях?
Художник в наши дни имеет право на стеб. Но занимается ли крупный художник стебом
всю жизнь?
Когда несколько лет назад Зоя Черкасская
входила в группу «Новый Барбизон», критики отмечали, что она возвращает реализм
израильскому изобразительному искусству. Тем не менее реализм предполагает
умение видеть и мыслить. Пьяницы, неучи, проститутки, потребители свинины – это всё, что рассмотрела и поняла Зоя в
миллионной алие? Можно было бы понять создание такого набора карикатур в начале
1990-х как первую сатирическую и самокритичную реакцию «русского» художника на
новое явление в израильской жизни. Но явление давно видоизменилось,
дифференцировалось – а художник увлеченно эксплуатирует старые штампы.
Сама Зоя называет свой стиль «соцреализмом, но не догматическим». Она
признается, что в ее отношении к бывшему СССР уживаются и сатира, и ностальгия. На ее теоретизирование лучше не обращать внимания... Проблема нынешней
выставки Черкасской – в том, что она рассчитана на эстетически девственного
обывателя, потрясенного голыми задницами на вернисаже и готового поверить, что
ему предложили нечто смелое и новое. На самом деле русское искусство давно постигало
феномен «советской культуры» и оставило позади подобные молодежные
эскапады!
Превращение советской действительности в гротеск, обыгрывание ее нелепостей
началось уже у художников советского андеграунда полвека назад. Но авангардисты
не ограничивались иронизмом (на сегодняшнем языке – стебом), а – как положено в
искусстве - стремились философски осмыслить это извращенное бытие и найти ему
духовно-эстетическую альтернативу. В знаменитых инсталляциях Ильи Кабакова
продуманы до деталей и тщательно подобраны атрибуты советского существования.
Ему не пришло бы в голову подменить эту интеллектуальную работу мальчишеским
уподоблением коммунизма сионизму или капитализму.
Первым из художников обратил серьезный взгляд из Израиля на СССР Михаил
Гробман, репатриировавшийся в 1971 году. Он решительно наступил на горло
ностальгии по оставленной большевистской казарме. Издевательством над тупостью
и пошлостью прежней жизни стала его знаменитая работа: чемоданы, обклеенные
внутри убогими советскими открытками. В этом «духовном багаже» по сей день
кому-то хочется найти что-то симпатичное...
В экспозиции Зои Черкасской много сарказма – но этого недостаточно, чтобы
дистанцироваться от предмета изображения. Уже количество этих картин
(увеличившееся в последние годы) слишком серьезно для стеба. Художник не
обыгрывает советские клише, как делали представители Второго русского авангарда,
а сопереживает по всем правилам весьма старомодного социального реализма.
Чем же все-таки объяснить то, что Зоя
Черкасская, обладающая и талантом, и хорошей
школой, и широким техническим арсеналом и, без сомнения, - знакомством с
лучшими достижениями современного русского искусства, четверть века
упорно рисует «русских» алкашей, шлюх и нищих стариков?
К сожалению, ответ один и тривиальный. Художественный истеблишмент хочет видеть «русских» именно
такими! Нет, наверняка у интеллигентных руководителей музеев и галерей – как и
у влиятельных деятелей в других видах искусства - нет личных этнических
предрассудков. Но есть совершенно очевидный левый перекос. Они окончательно
разочаровались в «русской» алие уже в середине 1990-х, когда поняли, что новые
граждане страны не поддерживают «мирный процесс» и не голосуют за левые партии.
Нашей «духовной элите» неинтересны «русские», давно ставшие израильскими
профессорами математики и физики, учителями и инженерами, врачами и
программистами, философами и журналистами, - потому что это свидетельства
высокого интеллекта, а мысли и взгляды таких людей неприятны левым, пугают их.
Поэтому до сих пор на израильских сценах и экранах новые репатриантки – это
непременно охотницы на целомудренных израильских мужей (даже известный драматург
Яир Лапид игриво пошучивал насчет этого), а из израильской литературы тема алии
- когда-то очень важная для нее - практически исчезла. Если в былые времена в
Израиле задумывались о глубинном значении «русских» истоков для становления
новой израильской культуры, то сегодня для израильского общественного мнения
Россия – это Путин и мондиаль. Выставка русского портрета в Тель-Авивском музее
получает китчевое название «От Путина до Распутина»...
Что характерно, проводя параллели между сионизмом и коммунизмом, Черкасская в Израиле высмеивает только "пейсатых" и с некоторым высокомерием изображает людей восточного вида. Не надо объяснять, какой группе израильян свойственно такое отношение.
Молодые и одаренные представители «большой алии», уже в Израиле посвятившие
себя искусству, быстро смекнули, какой «товар» надо предлагать тем, от кого
зависят финансирование их замыслов и успешное продолжение карьеры. Подобно
библейскому герою, смеявшемуся над своим отцом, кинорежиссеры угодливо ставят
фильмы о «русских» пьяницах, наркоманах, проститутках. Какой-то театральный
гений бегает по сцене, воткнув в зад израильский флаг, а «русские» художники
живописуют зверства израильской военщины и рисуют карикатуры на руководящих
страной «фашистов».
Последнее утверждение – не риторическая фигура. Помню, как несколько лет назад,
преодолевая отвращение, я пошел на художественную (?!) выставку «Ивет», где
обливали помоями ненавистного гуманному израильскому искусству «экстремиста». (Замечу,
что никогда не видел вернисажей, посвященных Ицхаку Герцогу или Шели Ехмович). Была
там и работа Зои Черкасской. Особо себя не утруждая, она изваяла поросенка и
написала на нем: «Ивет». (В таких левых затеях, как на Олимпиадах, главное – не
художественные победы, а участие).
Зоя Черкасская бравирует тем, что взгляды у нее не просто левые, но
коммунистические. В принципе в этом нет ничего страшного. Коммунистами были
Пабло Пикассо, Фернан Леже, Давид Сикейрос, Ренато Гуттузо. Но коммунист по
крайней мере идет против мейнстрима, а Зоя Черкасская плывет по течению, чтобы
обосноваться в комфортной нише. Она - якобы часть униженной и третируемой алии,
но на самом деле давно обласкана израильским художественным истеблишментом и
стала его частью. «Коммунистические убеждения» и подростковые высказывания о капитализме не мешают ей следовать рыночным
законам. Тот, кто после посещения выставки заглянет в магазин при Музее
Израиля, увидит там «русские» картинки Зои Черкасской, запечатленные на товарах
широкого потребления: школьных тетрадях, ковриках для компьютерной мышки,
кружочках, на которые ставят кружки пива. Тема пока пользуется спросом – рано
от нее отказываться.
Подведу итоги. Талантлива ли Зоя Черкасская? Вне всякого сомнения. Отличаются
ли ее работы оригинальностью и смелостью? Приходится констатировать, что она
поставляет продукцию, успех и тиражирование которой гарантированы мощными и
богатыми структурами. Можно ли восхищаться этими работами? Никому это не
запрещается, но я лично восторгов не разделяю – мягко говоря. Будет ли Зоя
Черкасская еще 30 лет рисовать несчастных «русских»? Не знаю. Посмотрим.