Одна из лучших работ Ариэля Крыжопольского в руководимом им театре La Panim - моноспектакль "Шинель". Восхищает не только решительность, с которой он взялся за "не сценичную" повесть Гоголя, но то, КАК он в одиночку поставил и сыграл ее, причем на иврите!
Жанр моноспектакля создает особые, "интимные" отношения между актером и главным героем. Конечно, Ариэль Крыжопольский стремился передать залу тот заряд доброты и сострадания, который подтолкнул его к работе над "Шинелью". Но думающие зрители, видевшие последующие спектакли режиссера, понимают, что для него одинаково важны и воссоздание образа "маленького человека", и вдумывание в обстоятельства, породившие это уникальное, чисто российское социальное явление.
"Интим" создается не только тем, что Акакий Акакиевич совсем не уродлив (поскольку играет его нестарый и внешне привлекательный актер), и не тем, что он предстает перед нами в странном полотняном одеянии - прямо скажем, в нижнем белье. Это решение (в данной постановке Крыжопольский всё делал сам!) концептуальное! Перед нами не характер, а его отсутствие - "табула раса", которую легче разглядеть без чиновничьих доспехов. Но это и социальная характеристика: нищему Башмачкину в буквальном смысле нечего надеть!
Доверительная интонация повествования поддерживается ивритским переводом "Шинели". Литературные способности руководителя театра La Panim не подлежат сомнению. Однако в данном случае важно то, что даже не хочется сравнивать его перевод со стилистикой оригинала - настолько предложенный режиссером иврит прост, доходчив и соответствует бесхитростной человеческой сути гоголевского героя.
Предельно упрощена и сценография. Пластический лейтмотив спектакля - засыпающие сцену белые обрывки бумаг. Это и напоминание о петербургской зиме, заставившей бедного чиновника одеться по сезону, и авторский протест против унизительно-примитивной, отупляющей работы российского титулярного советника.
История "строительства" новой шинели рассказана без надрыва, взывания к жалости, достаточно благодушным тоном - возможно, для усиления контраста с дальнейшими событиями. Мучительные переговоры Башмачкина с портным Петровичем в спектакле сокращены, потому что их финансовая подоплека современному зрителю непонятна и только замедляет повествование.
Драматическая кульминация - ограбление Акакия Акакиевича после дружеской пирушки с сослуживцами по случаю приобретения новой шинели. Не побоюсь сказать, что Ариэль Крыжопольский играет эту сцену гениально! Его герой, с которого срывают шинель, напоминает человека, подвергающегося групповому насилию! Муки Башмачкина показаны крупным планом, как бы в замедленной съемке... Именно для таких художественных решений нужен театр - проза 19 века столь же экспрессивного языка не создала, из-за чего у Гоголя нападение разбойников на беззащитного чиновника описано кратко, несколькими фразами.
Что касается возникшей у меня "смелой" ассоциации, то отмечу, что перед спектаклем самым тщательным образом перечитал гоголевскую повесть. Хотя я когда-то добросовестно изучал филологию, но не помню, чтобы кто-то из исследователей выделял в "Шинели" "эротическую" линию. Трактовка Крыжопольского подготовлена гоголевским текстом! Писатель отмечает, что в процессе смены шинели одинокий Акакий Акакиевич почувствовал себя уверенней, как будто женился, а новую шинель Гоголь сравнивает с "приятной подругой жизни"! По дороге на пирушку с сослуживцами Башмачкин попадает в "опасный" район Петербурга, где в одной из витрин его смущает игривая "французская" картинка. В тот же вечер у него похищают шинель усатые люди, чем-то напоминающие пошлого типа с увиденной картинки. Беззащитный горемыка, который из-за удушающей нужды не может мечтать о нормальном человеческом существовании, о создании семьи, становится жертвой тотального российского разврата!
Почему режиссер ставит этот спектакль в ряд своих постановок, перекликающихся с сегодняшним днем? Проще всего абстрактный ответ о том, что произведения искусства сохраняются в веках, только если продолжают трогать души всё новых поколений. Конечно, мы сочувствуем бедному чиновнику, у которого отобрали так дорого ему стоившую обновку. Но "Шинель" остается актуальнейшим произведением русской литературы потому, что ее название и сюжет выражали примитивно-материальную суть российской системы ценностей. Трагедия России - не в том, что героем ее литературы становится "маленький человек", а в том, что этот человек обречен быть таким, так как в нищей бюрократической стране его ценность определяется социальным статусом и одеждой. Самая сильная фраза в повести Гоголя: "Он совершенно приучился голодать по вечерам; но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели". Точно так же будущие российские Башмачкины были готовы годами отказывать себе во всем, чтобы приобрести джинсовый костюм или "импортные" туфли. Трусливая советская литература не описывала их мытарства (мелко-сатирическую "Шапку" Войновича невозможно сравнить с грозным гротеском "Шинели"), но именно такими были "духовные скрепы" большевистского режима.
"Шинель" - это не литературный анекдот, а доведенная до абсурда и уродства "национальная идея": для большинства граждан погрязшей в самодовольстве и хвастовстве страны несбыточной мечтой были приобретение хорошей одежды или нормальной еды. Постсоветская экономика немного расширила потребительский ассортимент, но маргиналы Башмачкины не исчезли, да и мечты новых хозяев жизни, в сущности, не намного духовней! Достаточно посмотреть на нынешнюю лоснящуюся российскую элиту в новеньких заграничных костюмчиках (отечественные Петровичи не сильно эволюционировали) и лакированных штиблетах: за спинами управленцев теснятся невежественные попы и злобные уголовники, на которых нет современных Гоголей и Щедриных.
Поскольку в школе нас приучали ценить социальный пафос Гоголя, а не гениальность его поэтического языка, мы как-то не замечали, что история приобретения Башмачкиным новой, теплой шинели и ее утраты занимает только половину повести. Советские учителя почти не комментировали попытки "маленького человека" добиться справедливости, так как напрашивались параллели и можно было нарваться на неприятности... Израильскому режиссеру, решившему поставить "Шинель", бояться нечего. Но Ариэль Крыжопольский не проявляет пристального интереса к концовке повести. Фантастическое возмездие, которое обрушивает призрак Акакия Акакиевича на его мучителей, сегодня не придаст спектаклю ни правдивости, ни актуальности. В наши дни реальная "справедливость", на которую могут рассчитывать в развалившейся империи слабые и беззащитные, - это убийство рядом с Кремлем или в колонии на Севере главных борцов с бандитским режимом, грабительский захват Крыма, ракетные обстрелы украинских городов. "Петлей времени" называет это Ариэль Крыжопольский и поэтому ставит "Шинель" не как отвлеченную притчу или поэтическую фантазию (подобно многим оригинальничающим режиссерам), а как вечную трагедию российской жестокости, замешанной на нищете и духовном убожестве. И поэтому его "Шинель" убедительна и современна.
