«Рифмой втянуло странный цветок каланхоэ…»

Новый сборник стихов Ирины Рувинской – продолжение ее негромкого, неторопливого разговора с читателем, без которого сегодня невозможна поэзия, еще недавно оглушавшая, шокировавшая, резко судившая…

«Каланхоэ» - назвала свою новую книгу (издательство «Достояние», Иерусалим, 2016) Ирина Рувинская. Звучит певуче и экзотически. Только те, кто любит озеленять свое жилище, знают, что это обыкновенное комнатное растение – декоративное и лекарственное. По лирической версии автора, слово «рифмой втянуло». Но тут не только созвучие концов двух строчек – происходящий из южных краев цветок рифмуется с сутью стихов Рувинской: их гармоничность и законченность оценит истинный эстет, а душевная открытость поэта поможет тем, кто не находит собеседника в избыточной болтливости социальных сетей.

Поэзия Ирины Рувинской требует от читателя не только литературной подготовки, но особого настроя, готовности вслушиваться и вдумываться. Я помню, как после моей первой рецензии на сборник Рувинской мне устроили прямо-таки сцены ревности несколько поэтесс, избалованных успехом в Фейсбуке. Умеющие отбивать каблучками ямбы и хореи и заполнять строчки затасканными метафорами, словно сардельки фаршем, они недоумевали: «Кого вы хвалите! Да тут нет ни грамма поэзии. Всё просто и буднично!» В сущности, эти литературные дамочки были совершенно правы! Стихи Рувинской просты и будничны, как… наша жизнь. Поэт – это тот, кто умеет выстроить простые слова в непростом порядке, чтобы высечь из них новый смысл. Лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде. Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.

Ирина Рувинская обладает важнейшим качеством поэта: ей есть ЧТО сказать. Второе – еще более важное – качество: она находит, КАК это сказать. Ее стихи отличает присущая только ей интонация. (У большинства стихотворцев интонацию заменяет ритм). Автор «Каланхоэ» очень сдержанно говорит о пережитом, о прошлом и будущем, о радостях и разочарованиях. Этой душевной опрятности соответствует неторопливое лирическое повествование, которое, как всё время кажется, вот-вот перейдет из поэзии в прозу:

приснилась Суванова Томка

азиатские глаза её и смуглые ровные ноги

она пела в школьном хоре чисто и тонко

а учителя наши к ней были не в меру строги…

а в восьмом она у школы встретила меня

на руках черноволосый малыш

                                                            сама стала рыжая

так что и хор и алгебра уже слетели с повестки дня

ну кто бы подумал что Томку тут во сне увижу я?

она однажды сказала

если опять немцы спрячу тебя в подвале

ты чего Томка приснилась

                                                жива ли?

Ирина Рувинская ничего не разжевывает, читатель сам должен прочувствовать эмоциональную логику, связывающую казалось бы разорванные части стихотворения. «Простые» слова Рувинской – это точные и важные для смысла стихотворения детали. Неожиданные концовки ее стихов всегда подготовлены глубинными ассоциациями:

точильщик не наточит нож

сама я наточу

тупым картошку чистить что ж

тупым я не хочу

свой у меня лежит брусок

тяжёл и угловат

а разобраться ведь и ты

ни в чем не виноват

Иногда эта стилистика позволяет спрессовать стихотворение до драматического предела, и оно начинает напоминать близких автору японских поэтов:

по корешку провести

не с начала открыть

полистать

                        в конец заглянуть

и на место поставить

это с книгой так можно

прости

Пожалуй, главный творческий секрет Ирины Рувинской – отсутствие пафоса. Отсюда прямота и честность самораскрытия, позволяющие создать такой точный и импонирующий душевный автопортрет, что стихи не обязательно требуют рифмы:

волосы больше не крашу

книг не покупаю

заветной встречи не жду

ношу темное и широкое

пишу без рифмы

дружу с выросшими детьми

но всё равно бегу за автобусом

смеюсь над собой

и верю что Израиль пребудет

Возможно, из-за последовательного истребления красивостей, стремления к «немыслимой простоте» стихи Рувинской могли бы действительно (как хотелось бы злопыхателям) показаться скучными. Это исключено благодаря присущему ей тонкому юмору. Обычно это мягкая самоирония, добавляющая стихам теплоты и усиливающая авторское, лирическое начало. Но в новом сборнике есть целый раздел - «из неполитических еврочастушек». Название лукаво: и за шуточной формой автор не может спрятать своей индивидуальности:

звали звали без конца

тут мивца и там мивца

ну а цены блин а цены

всё равно кусаются!

мил привез меня в Израиль

а тут жарко и война

и обратно неохота

вот така хреновина

Рувинская оригинальна, потому что не пытается быть оригинальной. Новый сборник она заключила… стихотворениями 1970-х – 1980-х годов. Есть ли в этом глубокий смысл или просто жалко стихов, оставшихся неопубликованными? Конечно, поэтический инструментарий Рувинской стал сложней, тоньше. Но и в прежних стихах узнается ее манера не перебарщивать с откровенностью, создавать драматизм за счет умолчаний, асоциативности:

Сто двадцать минут в самолете,

и вдруг показалось – всерьез.

Спросить бы: «А где вы живете?» -

Как будто невинный вопрос…

Ещё пожалеем об этом.

Коснулся земли самолёт,

И кто-то у выхода ждет

И машет ненужным букетом.

Израиль – территория неправдоподобного скопления пишущих по-русски стихотворцев. Многие из них хотят быть современными, для чего обходятся без знаков препинания и матерятся, как извозчики. Не верю, что Ирина Рувинская задумывается о том, как выглядеть помодерновей. Но её стихи очень современны, ибо не заимствуют пошлых слов, не следуют за «поэтической культурой», под которой долго понималось подражание советским неоакмеистам. Современность – это умение быть простым и естественным для того, чтобы показать, чем отличается человек здесь и сегодня от того, кто был где-то и когда-то.