Иерусалимский
театр «Хан» не любит банального репертуара. Режиссер Авишай Мильштейн поставил
пьесу «Филоктет». Ее автор - знаменитый немецкий драматург Хайнер Мюллер, но русскоязычным
зрителям его имя ничего не говорит. Да и в Израиле о нем мало кто слыхал...
Хайнер Мюллер
считается крупнейшим немецким драматургом ХХ века после Бертольда Брехта. Он
был также режиссером, поэтом, эссеистом. Родился в 1929 году, умер в 1995-м.
Его отец за антифашистские взгляды при нацистах подвергался репрессиям, а после
войны перебрался в Западную Германию. Хайнер Мюллер сознательно выбрал ГДР. С
юных лет он стремился к театральной карьере и в связи с этим заметил:
«Диктатура для драматурга красочнее, чем демократия. При демократии Шекспир немыслим».
В этом
высказывании кроме свойственного Мюллеру парадоксализма содержится его
понимание искусства и истории. Попирание справедливости тиранами и борьба
общества против зла – мотор истории. При этом диктаторские режимы более щедро
снабжают драматургов острыми конфликтами, чем законопослушная, но...
скучноватая демократия. Недаром Фрэнсис Фукуяма назвал современный либерализм
«концом истории»!
Художник и
философ Хайнер Мюллер дорого заплатил за дерзкое намерение изучать тоталитаризм
с близкого расстояния. Несмотря на то, что он вступил в компартию, власть
бдительно отвергала и его взгляды, и его творчество. Мюллера исключили из Союза
писателей, пьесы не ставили. Только растущая известность произведений Мюллера
на Западе вынуждала руководство ГДР предоставлять ему определенные послабления.
Конечно, советская цензура относилась к творчеству драматурга, третируемого в братской
социалистической стране, как к идеологической контрабанде. В отделе агитации и
пропаганды ЦК КПСС вызывали раздражение слишком вольные мюллеровские переделки
(почти все его пьесы построены на заимствованных и переосмысленных сюжетах)
советских классических прозведений - «Цемента» Гладкова или «Волоколамского
шоссе» Бека.
Израильские
театры никогда не проявляли интереса к Мюллеру, видимо, из-за того, что режиссерам
не хотелось вникать в сложности его философии и эстетики. Вроде, его один раз
ставили в «Тмуне». Произведения выдающегося драматурга из-за невостребованности
не издавали. Поставивший «Филоктета» в «Хане» Авишай Мильштейн сам же перевел
его.
Фабулу
«Филоктета» Мюллер нашел в одноименной трагедии Софокла. По версии греческого
драматурга, Филоктет происходил из царской семьи, был другом Геракла и получил
от него в наследство волшебный лук со смертоносными стрелами. Филоктет направлялся
вместе с Одиссеем на войну с Троей, но во время остановки на острове Лемнос его
укусила змея. Рана вызывала страшные боли и источала ужасное зловоние. Раздраженный
Одиссей приказал оставить Филоктета на острове одного. Тем не менее троянская
война затянулась на долгие годы. Одиссей узнает о предсказании, согласно
которому ахейцам принесет победу только лук Геракла. Он возвращается на Лемнос
с наивным и благородным юношей Неоптолемом, сыном Ахилла. Одиссей заставляет
своего спутника рассказывать Филоктету, что тот сам ненавидит царя Итаки.
Обманным путем сообщники завладевают луком. Но в финале трагедии Софокла
появляется - в качестве «бога из машины» - Геракл. Он убеждает Филоктета
отказаться от обид, преодолеть физические страдания и ради интересов своего
народа принять участие в войне с Троей.
Главная коллизия
трагедий Софокла – борьба между низостью и благородством, столкновение личных и государственных интересов. Хайнер
Мюллер через два с половиной тысячелетия, после войн пострашнее троянской,
предлагает более универсальные обобщения. Он сказал: «В истории есть три
фундаментальные роли: роль хитрого, прагматичного государственного мужа, роль
невинного убийцы и роль жертвы, являющейся частью истории и играющей в ней свою
роль».
В пьесе Мюллера
именно три героя. Здесь можно найти аллюзии на недавнюю войну («Филоктет»
написан в 1964 году). Это и маниакальные надежды вождя на чудо-оружие,
способное переломить ход войны, и «коалиция» циничного, жестокого лидера с
благородным аристократом, которая ради «высоких целей» готова предать
потенциального союзника по борьбе с общим врагом. Античные детали и современные
приметы сочетаются в экспрессивной сценографии Адама Келера и красочных
костюмах Наташи Тухман-Поляк. Но драматург вкладывал в три созданных им образа
вечный смысл. Одиссей может быть царем, диктатором, законно избранным
премьер-министром – неизменным останется его умение выдавать сиюминутные
политические выгоды за высшие государственные интересы. И всегда для решения
«исторических задач» придется приносить себя в жертву какому-то Филоктету. Но
самое страшное – это «невинный убийца», честный, справедливый Неоптолем, не
способный разобраться в нравственной казуистике властителей и потому
превращающийся в орудие безжалостных манипуляторов.
В режиссерской
трактовке Авишая Мильштейна все три характера неоднозначны. Одиссей беспощаден
в своих подлых интригах, но он так упивается своим хитроумием, что
благодушествует и даже симпатизирует намеченной жертве. Давно не видел такой
мощной и глубокой игры Нира Рона!
Филоктет (Нимрод
Бергман), по замыслу, должен привлекать симпатии, тем не менее в спектакле
«Хана» он изображен не только физически отталкивающим, но и слишком озлобленным
человеком. Он так зависим от своих страданий, что не может вести полноценный
спор с непрошенными посетителями, неспособен объективно оценить
военно-политическую ситуацию, а потому его моральное преимущество достаточно
шатко.
На фоне этих двух
поистине шекспировских фигур Неоптолем (Ариэль Вольф), пожалуй, простоват. Он,
как ему положено, честен, наивен, порывист, но уж слишком легко подчиняется
Одиссею. Возможно, это издержки премьеры, но герою Ариэля Вольфа не хватает
внутренней борьбы, без которой он не может превратиться в «невинного убийцу» и
не соответствует тому философскому уровню, на котором этот архетип видится
драматургу.
Хайнеру Мюллеру
не нужен «бог из машины», потому что он не находит принципиальной разницы между
ФРГ и ГДР. В исторические процессы, по его убеждению, бесполезно вмешиваться.
Художник может только изображать порождаемые этими процессами человеческие
страсти. Это делает и Авишай Мильштейн, создавший сильный, эффектный спектакль.
Его еще можно дорабатывать, и в этом нет ничего зазорного. Ведь «Хан», в
отличие от других израильских театров, не ставит легковесные комедии и
мелодрамы.
Комментариев нет :
Отправить комментарий