Римас Туминас поставил еще один спектакль в "Гешере". Он обратился к невероятно популярной в СССР пьесе Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак". Сразу скажу: эта постановка вряд ли произведет фурор! Если после "Анны Карениной" многие израильские зрители возмущенно писали в соцсетях, что это не Лев Толстой (они, видимо, лично его знали, и он им разъяснял свои романы), то теперь я слышал ропот недовольства уже в антракте: "Это безумие! Ну, бывает режиссерская интерпретация, но тут от пьесы просто ничего не осталось!" С этими отзывами трудно спорить. Но именно на этом спектакле я лично понял, что Туминас - действительно выдающийся режиссер...
Почему Туминас взялся за столь популярную пьесу и не стал "углублять " ее прочтение, а предложил удивительное зрелище, мало похожее на знакомого нам "Сирано"? По очень простой причине: углублять нечего! Литовский режиссер понимал, как мало нужно было для успеха у советского зрителя, но увидел в заезженном тексте нечто большее, чем банальную мелодраму!
Увы, несмотря на романтический ореол вокруг пьесы, написанной в XIX веке, будем откровенны: ее фабула примитивна и не оригинальна. Талантливый и смелый поэт-мушкетер любит яркую и умную женщину, свою родственницу, но скрывает свое чувство, поскольку уродлив и не надеется на взаимность. А она увлеклась красивым, но пустым офицером и просит поэта помочь ей сблизиться с ним. Предвидя, что при близком знакомстве кузину оттолкнет отсутствие у избранника интеллекта, поэт принимает благородное решение: он предлагает офицеру писать за него поэтичные письма, которые не оставят равнодушным женское сердце. Потом начинается война. Офицер, уже растрогавший красавицу "своими" письмами, погибает. Та погружается в траур и только через много лет, когда кузен находится при смерти, осознает, что любила не пошлого фата, а тонкую, возвышенную натуру...
Герои пьесы могли жить не в XVII веке, а в наши времена, и не во Франции, а в Индии или Мексике, - зрители точно так же переживали бы из-за горестной судьбы благородного альтруиста и обливались бы слезами в финальной сцене. Искусство соцреализма безнадежно уродовало эстетические вкусы советских людей, а цензура обычно предлагала им даже "импортное" искусство, не требовавшее культурного кругозора, тонкости восприятия и напряжения мысли.
Ростан вообще-то - не худший драматург, Одна из его пьес восхитила Марину Цветаеву (при этом ее сестра с презрением писала о бездарных переводах Щепкиной-Куперник). "Сирано" расхваливал великий романтик Максим Горький. В советских театрах драма Ростана шла с аншлагами, по ней были поставлены фильм и телеспектакль. Министерство культуры, не позволявшее включать в репертуар театров "слишком" много зарубежных пьес, к "Сирано" относилось благодушно: пусть зрители лучше плачут, чем смеются над чем-то!
Римас Туминас решил поставить "Сирано" не во времена Цветаевой и Горького, а в XXI веке. Ему не могла нравиться не только фабула. Пьеса очень растянута, в ней полсотни действующих лиц! Современному зрителю непонятны и неинтересны многочисленные отступления о литературе и театре далекого прошлого. Но режиссер знал, кем был реальный Сирано де Бержерак: поэт, драматург, философ, автор утопических романов, один из которых - о полете на Луну - до сих пор озадачивает исследователей астрономическими познаниями автора! Сирано становится для Туминаса не историческим лицом, а нравственно-философским символом. Так родился поразительный замысел: актеры вроде бы произносят текст Ростана, но на сцене разворачивается грандиозная поэма, в которой появляются совершенно неожиданные герои. Если трио уличных музыкантов, пляшущих, играющих на скрипке, исполняющих итальянские арии, еще вписывается в стилистику XVII века, то совершенно озадачивают фигуры Чарли Чаплина и инженера Эйфеля! Уже сценография Адомаса Яцовскиса требует от зрителя способности к "монтажу" предстающих картин и метафор: часть сцены занимает... одна из опор Эйфелевой башни! Художник по костюмам Юдит Аарон (формально она израильтянка, но художественную школу прошла в Вильнюсе) тактично находит "усредненные" варианты одежды персонажей, заставляющие забыть об их принадлежности к разным эпохам.
Наверняка при такой режиссерской версии каждый думающий зритель вправе по-своему складывать "паззл" из образов, порожденных фантазией создателей спектакля (не беседовал с ними, но предполагаю, что свой значительный вклад внесла драматург Катя Сасонская). Я могу изложить только свое восприятие.
Эйфелева башня задает метафизический характер действию и его масштаб. Недаром в спектакле Эйфель приходит к своему творению по ночам и даже пытается уничтожить его. Его башню современники считали уродством, и только впоследствии были оценены ее красота, изящество. Как в увертюре музыкального произведения, обозначается тема мнимого уродства и истинной красоты. До первой "ростановской "сцены появляется и Чарли Чаплин. Фигурка маленького бродяжки обогащает ассоциативный ряд спектакля: герой чаплинских фильмов не решается объясниться в любви всяким красавицам, но его оптимизм и нравственные достоинства обычно приводят к хэппи-энду. В пьесе Ростана Сирано и Роксана по интеллектуальным качествам на голову превосходят остальных персонажей. По мысли Туминаса, в этом их беда! Они сами придумывают любовь, огромную, как Эйфелева башня! В наши времена стало ясно, что усложнять любовь, отягощать ее комплексами - губительно. Незатейливые танцы и арии уличных музыкантов, звучащая в спектакле прозрачно-чистая музыка Генделя (музыкальное оформление - Гедрюс Пускунигис) вызывают в памяти слова из замечательного французского фильма, поставленного одновременно с чаплинскими картинами: "Любовь - это так просто..."
Переводу драматического действия во вневременную философско-метафорическую плоскость способствует отказ Туминаса от военной героики, которой пронизана пьеса Ростана. Там мы видим Сирано среди боевых друзей, в военной обстановке. Понятно, что режиссер, выросший в Литве, которую не раз захватывали агрессивные державы, изгнанный из московского театра за осуждение войны России против Украины, не может разделять пиетет французов перед армейской формой и военными "доблестями". Из спектакля исчезает любимая советским зрителем сцена - марш мушкетеров с бравурной песней "Дорогу, дорогу гасконцам!" Нет в версии Туминаса и другой "эффектной" сцены - дуэли главного героя с напыщенным аристократом, в ходе которой Сирано читает ему лекцию о составлении баллад и обещает: "Я попаду в конце посылки". В режиссерскую концепцию не вмещается представление о том, что фехтовальное искусство и литературная грамотность - повод для протыкания другого человека шпагой!
Нарочито сниженно показаны картины войны с испанцами, наложившей трагический отпечаток на судьбы героев пьесы. Вместо оглушительной стрельбы из пушек солдаты перекатывают по земле небольшие шары - не то детский биллиард, не то боулинг!
Нет и легендарных дуэлей Сирано. На протяжении спектакля он несколько раз сам себе говорит: "Я попаду в конце посылки". Но имеет в виду явно не свою шпагу, а продуманное решение в сложной ситуации.
Вообще в спектакле появляется единственный мушкетер (Никита Кох), который похож не столько на воина, сколько на циркача. По всем повадкам он ближе к компании уличных музыкантов, чем к своему полку.
Вот такого "Сирано де Бержерака" поставил Римас Туминас. Он, как положено в современном искусстве, уверенно меняет жанры, превращает мелодраму в философскую поэму и предлагает зрителю, не пугающемуся метафор, стать соавтором спектакля.
Слава богу, режиссер обходится без слезливой концовки. Умирающий Сирано говорит о космосе, о Луне. Я не уточнял по тексту, но, по-моему, использованы его монологи из середины пьесы. А в целом такой финал больше "стыкуется" с философской интерпретацией драматического конфликта, нежели стереотипная сцена "прозрения" героини.
Несмотря на интеллектуальные высоты, с которых режиссер взирает на классические произведения, он умеет и любит работать с актерами, что видно и в "Сирано". Исполнитель главной роли Шломи Бертонов подчеркивает - при его внушительных физических данных - ум и душевную тонкость своего героя. (Кстати, временами он снимает огромный нос, который раздражает в более "реалистических" постановках "Сирано", - это имеет и смысловое значение, так как эмоциональный поэт явно преувеличивает впечатление от своего физического недостатка).
И внешность, и игра известной актрисы театра и кино Юваль Шарф позволяют ей создать обаятельный образ Роксаны. Из актеров, пожалуй, только она позволяет обнажить психологический каркас драматической коллизии (без чего была бы полностью разорвана связь с первоисточником!) и убеждает в том, что "большое видится на расстоянье". В Сирано Роксана видит только близкого человека, друга, а потому срабатывает "эффект Эйфелевой башни": рядом с собой мы видим тяжелые железные опоры, а в отдалении - прекрасное творение гения!
Запоминающиеся образы создают известные актеры "Гешера" Ави Азулай (Кристиан - счастливый соперник Сирано), Саша Демидов (граф де Гиш), Александр Сендерович (кондитер Рагно), Светлана Демидова (дуэнья Роксаны), Анна Гринфельд (пастушка), Ори Янив (друг Сирано), Нир Кнаан (Чаплин), Юваль Янай (Эйфель).
Учитывая, что проживающий в Литве Римас Туминас не мог постоянно заниматься "доводкой" спектакля, немало сделала для сохранения его концепции ассистент режиссера Даша Шамина, руководитель "культового" питерского коллектива Fulcro, ныне успешно вписывающаяся в израильскую театральную жизнь.
Хорошо, что спектакли в "Гешере" идут с русскими титрами. А на иврит пьесу Ростана блестяще (как говорят специалисты) перевел Дори Парнес.
Без сомнения, постановка Римаса Туминаса важна для расширения творческого кругозора наших театров и для "перевоспитания" наиболее консервативных израильских зрителей. Наша публика немного провинциальна и любит смотреть в театре то, что ей хорошо знакомо или не вызывает трудностей понимания. Туминас - из тех современных режиссеров, которые утверждают право на свою интерпретацию самых известных произведений мирового репертуара и пользуются новым эстетическим кодом, без которого сегодня невозможно воспринимать классику.
Комментариев нет :
Отправить комментарий