суббота, 28 ноября 2015 г.

Час, когда в души входит Искусство

Когда-то, в прежней жизни, мы очень любили вечера поэзии. Особенно когда в качестве чтецов выступали известные актеры. Приятно было послушать свои любимые стихи в исполнении и интерпретации Мастера, уловить в них новые смысловые грани. Не удивительно, что огромный интерес в Израиле вызвали гастроли Чулпан Хаматовой, которая привезла спектакль по творчеству Цветаевой и Ахмадулиной «Час, когда в души идешь, как в руки».


Я знал, что Хаматова прекрасно читает стихи. Тем не менее смутно предчувствовал, что эта удивительная актриса не предложит то, чего от нее ожидаешь. Насколько она непредсказуема, я осознал в первые минуты спектакля.

В зале сидела очень интеллигентная публика. Многие пришли с цветами. Но мало кто заглядывал в Интернет, чтобы подробней ознакомиться с программой выступления Хаматовой. Оказалось, что не прозвучит ни «Мне нравится, что вы больны не мной...», ни «Кто создан из камня, кто создан из глины...» - и вообще Хаматова не будет читать стихов Цветаевой! Да и зачем читать то, что все зрители знают наизусть, по каковой причине не станут внимательно вслушиваться, размягченно проговаривая про себя любимые строки...

Хаматова обещала Цветаеву и начала спектакль с ее... прозы – повести «Мать и музыка». Это рассказ о детстве поэтессы, о ее матери, замечательной пианистке, и о музыке, которую она, рано умершая, навсегда оставила в душе Марины. Прозу Цветаевой очень трудно воспринимать на слух, и в зале воцарилась напряженная тишина. Хаматова не играла – в своей безыскусной манере она погружала нас в детство гениальной поэтессы, объясняющее и ее уход в себя, в поэзию, и ее вечное одиночество, и безумную ранимость, и неистовость в любви. Когда этот мучительно-проникновенный монолог прервался, раздались «положенные», но неуверенные аплодисменты, которые сразу смолкли. Все ощутили их неуместность в ходе спектакля, где «кончается искусство и дышат почва и судьба».

В таком искусстве нет антрактов, и Хаматова перешла к стихотворению Ахмадулиной «Уроки музыки», посвященному Цветаевой. Эта была не «композиционная связка». Ахмадулину, далекую по ее поэтике от Цветаевой, роднит с ней понимание творчества, которое «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез»:

А ты – одна. Тебе – подмоги нет.
И музыке трудна твоя наука –
не утруждая ранящий предмет,
открыть в себе кровотеченье звука.

Так же относится к этим поэтессам – как к безальтернативной духовности - сама Хаматова: «Благодаря поэзии, я могу продолжать дышать в те моменты, когда кажется, что уже дышать нечем». Поэтому она опять не стала услаждать слух публики самыми популярными стихотворениями Ахмадулиной, а целиком заполнила вторую часть спектакля «Сказкой о дожде».

Эту поэму Ахмадулина написала еще в 1961 году, в ранний период своего творчества. Помню, как мне, мальчишке, привыкшему к неглубокой гражданственной риторике поэтов «оттепели», казалось, что «Сказка о дожде» сродни шуточным «метеорологическим» стихам Ахмадулиной вроде «Прост путь к свободе, к ясности ума. Достаточно, чтобы озябли ноги. Осенние прогулки вдоль дороги Располагают к этому весьма». Только позже я понял, что у Ахмадулиной нет пустячков. Но тогда двумерное школьное образование не позволило мне проникнуть в ее сложную метафорику:

Меж тем вкруг стоял суровый зной.
Дождь был со мной, забыв про все на свете.
Вокруг меня приплясывали дети,
как около машины поливной.

Здесь нет ни одного случайного слова. Поразительно, что совсем юная поэтесса без малейших иллюзий воспринимала окружавший ее мир – как нестерпимый зной, как выжженную пустыню, в которой позже задохнутся Даль, Шпаликов, Высоцкий, Шукшин, Казаков...

Конечно, тогда я не знал, что где-то, во «враждебном» зарубежье, уже писали исследования, в которых ахмадулинский Дождь истолковывался как Святой Дух. Не уверен в правомочности такого прямолинейного прочтения, но ясно, что следующий за лирической героиней одинокий, бесприютный Дождь, радующий только детишек, символизировал ту душевность, доброту, которой не было в стране, угрюмо двигавшейся от «оттепели» к «развитому социализму».

Позже я подумал, что образность Ахмадулиной перекликается с «Гадкими лебедями» Стругацких. Там тоже вырождающийся Город ненавидит дождь, там единственные нормальные люди – Мокрецы, а единственный проблеск надежды – дети. Только повзрослев, я прочувствовал, что в поэме расправа с пролившимся наконец Дождем – поистине апокалиптическая картина:

И – хлынул Дождь! Его ловили в таз.
В него впивались веники и щетки.
Он вырывался. Он летел на щеки,
прозрачной слепотой вставал у глаз.

Отплясывал нечаянный канкан.
Звенел, играя с хрусталем воскресшим.
Дом над Дождем уж замыкал свой скрежет,
как мышцы обрывающий капкан.

Дождь с выраженьем ласки и тоски,
паркет марая, полз ко мне на брюхе.
В него мужчины, поднимая брюки,
примерившись, вбивали каблуки.

Только сегодня мы можем понять всю степень безысходности, звучащей в финале поэмы:

Земли перекалялась нагота,
и горизонт вкруг города был розов.
Повергнутое в страх Бюро прогнозов
осадков не сулило никогда.

Да, не услаждала нам слух Чулпан Хаматова! Она представила спектакль о Жизни, отданной Творчеству, о Творчестве, которое повествует о Главном и прерывается лишь Смертью. В этом спектакле не только рассказывается о Музыке – она участвует в нем. Лауреаты международных конкурсов пианистка Полина Кондраткова и саксофонистка Вероника Кожухарова работают на таком же накале, как Хаматова.

Ах, если бы все гастроли российских актеров хотя бы приближались к такому уровню!

Что они делают с нашей культурой?

Я никогда не был в восторге от российской телепередачи «Умницы и умники». Но сегодня утром был удивлен предложенной темой и вопросами...

воскресенье, 22 ноября 2015 г.

Совесть, рождающая ярость

Московский художник Алексей Смирнов (фон Раух) был человеком религиозным и жил по совести, но не в смирении. Он не скрывал своей ненависти к советскому строю, презрения – к церкви, продавшейся большевистскому режиму. Книга Смирнова, опубликованная после его смерти, поражает страстностью высказываний, глубиной мысли, яркой образностью, а в сумме – масштабом личности, не оцененной в эпоху, когда личности представляли опасность для власти.
 
Алексей Смирнов – художник, писатель, публицист, теоретик искусства. Родился в 1937 году, умер в 2009-м. К своей фамилии он добавлял: фон Раух. Смирнов происходил из древнего дворянского рода, который начинался с Гедиминовичей и Ольгердовичей и вобрал в себя много иностранных истоков. Дед по матери – известный казацкий генерал. А вообще родители Смирнова были художниками, как и многие его родственники, предки – например, выдающийся скульптор Мартос.

Гены Алексея Смирнова многое объясняют в его личности. Он был талантливым художником, получил самое лучшее советское профессиональное образование. Но в студиях академиков молодой живописец увидел всю степень продажности и лживости советского искусства. Будучи с детства глубоко религиозным человеком, Алексей Смирнов испытывал моральное отторжение от грязи и жесткости окружавшей его действительности, от чудовищной идеологии и тотального стукачества. Он отказался от карьеры члена Союза художников, расписывал церкви, занимался иконописью. В московском андеграунде Смирнов был одним из тех, кто разрабатывал религиозно-философскую тематику. Но он не хотел иметь ничего общего с церковью, сотрудничавшей с кровавым режимом, и посещал катакомбные молельни.

Смирнова всегда тянуло к писательству. Из-под его пера выходили стихи, романы, пьесы, но в советские времена все это было невозможно напечатать. Ничего хорошего не мог он высказать и о том, что увидел после развала СССР.

Главной трибуной для него стал израильский журнал «Зеркало»! Редактор Ирина Врубель-Голубкина и ее супруг, художник и поэт Михаил Гробман до репатриации были близки со Смирновым в узком кругу московских авангардистов и предоставили ему в журнале карт-бланш. Опубликованные там блистательные статьи легли в основу книги «Полное и окончательное безобразие», вышедшей в свет после смерти Смирнова.

Уже название этой книги позволяет представить экспрессивную манеру письма. Этот стиль можно охарактеризовать одним словом: ярость. Мощный темперамент автора проявляется в ненависти и любви, в характеристиках и оценках, в воспоминаниях о прошлом и прогнозах на будущее. Смирнов как мыслитель ни на кого не похож, он не пользуется общепринятой политической, философской или искусствоведческой терминологией и изъясняется на своем особом языке – резком, ярком, образном.

«Полное и окончательное безобразие» - это фантастический мир, с детства окружавший Смирнова: бывшие князья и графы, породнившиеся с чекистами, праведники, вернувшиеся к раннему катакомбному христианству, гении, убитые энкеведистами и водкой, бездари, ставшие советскими классиками. Автор книги ни о чем не пишет стандартно, не прибегает к застрявшей в подсознании советского человека плоской дихотомии. Вот, например, его видение Гражданской войны, не соответствующее ни романтическим фильмам Чухрая и Панфилова, ни сусальным мифам Никиты Михалкова:

«Гражданская война в России – это прежде всего разливанное море уголовщины, так как в ряды противоборствующих сторон вливается масса профессиональных и потенциальных уголовников. Если Красная армия была вообще чисто уголовным сбродом, руководимым международными каторжниками, то и белые были наполовину бандформированием, где на каждого идеалиста приходился один чистый бандит в погонах. Деникин, человек глубоко порядочный, так и не смог очистить свою армию от грабителей и с горечью называл ее «кафешантанной».

А вот о Великой Отечественной:

«Немцы, когда оккупировали Брянскую область, не спешили разгонять колхозы и старое партийное начальство – это я знаю от старожилов, переживших все это. Просто председателей стали именовать бургомистрами и старостами – и вся небольшая разница».

Алексей Смирнов ни на секунду не обольстился болтологией «перестройки»:

«Лихачева держали в собчаковской конюшне как козла для успокоения маразменной советской телепублики, которой он часами рассказывал свои байки про тюрьмы и лагеря, подслеповато предсмертно щурясь и уговаривая своих слушателей не делать людям зла. Ни разу Лихачев ни на кого не гавкнул и не окрысился из своей слежавшейся и пропахшей гниющими книгами норы и только все время всему умилялся. А ведь совсем не наивен был, между прочим, старичок, мог бы и гавкнуть, но рот его был очень давно, со времен соловецкой юности, заколочен гвоздями-сотками».

Гордясь своей родословной и особенно - принадлежностью к великой русской культуре (одна из глав его книги – «Возможна ли недворянская литература в России?»), Алексей Смирнов с ужасом наблюдает ее гибель:

«Три цивилизации создавали изысканный цветок татаро-славянского деспотизма, на позолоченных лепестках которого осело разноцветное конфетти азиатских базаров... Повсеместно русские могилы еще не вскрыты, это тысяча и одна русская Катынь, на их местах стоят ментовские и чекистские дачки, где дети и внуки красных упырей и вурдалаков пьют водку Пьера Смирнова и дерут своих телок... Русское простонародье (мужепёсы) само не может управлять своей страной. Их новое политическое мышление не идет дальше всесветного раскрадывания доставшейся им территории».

Как потомок русских князей и как художник Алексей Смирнов мрачно констатирует не только нравственное, но и физическое вырождение нации:

«По-видимому, вымирание великороссов должно принять совершенно новые и катастрофические формы, и только тогда из обалделых постсоветских людей начнут  вылупляться русские птенчики. Будут ли это дети ночных сов, стервятников или же белые   голубки и лебедушки – никто не знает».            

На склоне лет у Алексея Смирнова родилась фантастическая теория «русско-еврейской народности»:

«С устранением прежней русской элиты территория бывшей Российской империи погрузилась в варварство... Тысячелетняя еврейская культура, привычка быть гонимыми все-таки не позволяли советским евреям полностью одичать, и они благотворно влияли на своих русских коллег, работавших вместе с ними на большевиков, несколько их очеловечивая... Еврейская кровь очень сильная, и дети, рожденные от смешанных браков, во многом наследуют чисто еврейскую генетику... Если смотреть на русско-еврейскую народность в исторической перспективе, то, возможно, что она и рассосется по миру, а, возможно, и начнет вести самостоятельное существование на своей территории, как не похожий ни на кого в мире народ. Их слишком много, чтобы они исчезли бесследно».

«Полное и окончательное безобразие» - выдающееся и пока не оцененное по достоинству явление в угасающей российской общественной мысли. В то время как писатели, художники, артисты стоят в очереди на припадание к деснице национального лидера, звучат яростные слова человека, не боявшегося видеть правду и говорить о ней. Книга Алексея Смирнова заполняет неизвестные ниши в истории советского тоталитаризма и в летописи русской культуры ХХ века.

Эту книгу можно поискать в Интернете. Многие ее главы размещены на сайте журнала «Зеркало». Почитайте! Гарантирую, что такого чтения у вас давно не было.

суббота, 21 ноября 2015 г.

Кому помогают паникеры и крикуны?

Два теракта, совершенные арабскими террористами в четверг, вызвали очередную истерику в израильских СМИ. Не только левые, но и правые политики пытаются повысить свой рейтинг, визгливо обрушиваясь на премьер-министра. Не всегда ведут себя по-мужски и рядовые граждане...

понедельник, 16 ноября 2015 г.

Экс-депутат изъясняется на экс-языке...

Неожиданно раздались призывы о повышении пособий пожилым репатриантам. Почему о «русских» стариках вспомнили через четверть века после начала «большой алии»?

Если враг не назван, его не уничтожают

За один вечер террористы убили в разных районах Парижа более 120 человек. Эта цифра увеличивается - очень много раненых. Но не похоже, чтобы это преступление заставило Запад перейти в контрнаступление на своей территории. Ни в одном официальном заявлении по поводу бойни в Париже враг не назван по имени.

четверг, 12 ноября 2015 г.

Забытый поэт Лермонтов

Давно слежу за творчеством актрисы Татьяны Хазановской. Мне импонируют ее интеллигентность, любовь к серьезной литературе и – соответственно – нежелание предлагать «русскому» зрителю программы в облегченно-концертном жанре, которым он перекормлен.


Последний проект актрисы – моноспектакль «Я рожден с душой, кипучею, как лава». Он посвящен 200-летию со дня рождения Лермонтова.

Будучи «хрестоматийным» поэтом, Лермонтов, как это ни странно, не опошлен советской педагогикой, как другие гении русской литературы. Школьники заучивали «Бородино», «Смерть поэта», осуждали за эгоизм Печорина, но к лирике Лермонтова их не подпускали: уж очень она личная, «безыдейная» – слишком много про любовь. Только те, кто по-настоящему любил русскую поэзию, в зрелые годы возвращались к стихам Лермонтова, чтобы постигнуть их философскую глубину, драматизм, невероятный накал чувства. Вот к этой аудитории – стремясь не к количеству, а качеству зрителей – обращается Татьяна Хазановская. Режиссер моноспектакля – Семен Перель, соавтор текста – Яков Иовнович.

Короткая биография Лермонтова – это его произведения. Хазановская рассказывает то немногое, что известно о важнейших событиях духовной жизни поэта, о женщинах, вдохновивших его на написание лирических шедевров. В спектакле мало «игры». Только в ключевые моменты актриса набрасывает лаконичными штрихами силуэты главных персонажей своего повествования.

Хазановская обладает редким качеством – хорошим вкусом. Точно и ненавязчиво музыкальное сопровождение. Но самое важное – чтение стихов. У актрисы нет аффектации, наигрыша. Ее обманчиво безыскусная манера декламации позволяет выявить смысл и эмоциональный заряд простейших слов, которые составляют загадку поэзии Лермонтова, сдержанной, но полной огромного внутреннего напряжения.

Наш русскоязычный зритель избалован и разнообразным репертуаром израильских театров, и многочисленными гастролями. Но если кому-то хочется вспомнить Лермонтова, погрузиться в его сумрачные мысли и горьковатые страсти, оценить истинную поэзию, для которой у многих не было времени в более суетные и бездумные периоды, то очень стоит посетить моноспектакль Татьяны Хазановской.

понедельник, 2 ноября 2015 г.

Передозировка политической виагры «лагерем мира»

На исходе субботы в Тель-Авиве прошла церемония, посвященная 20-летию убийства премьер-министра Ицхака Рабина. Увы, собравшиеся на площади у муниципалитета были мало похожи на тихо скорбящих людей. Толпу объединяли агрессивный настрой и громко высказываемая ненависть к соотечественникам, мыслящим иначе.

воскресенье, 1 ноября 2015 г.

Вспышка человеколюбия в Кремле

В России катастрофы происходят чуть не каждую неделю. В их освещении в СМИ проявляется простая закономерность: или глухое молчание, или показные, фальшивые слезы. И первое, и второе обнаруживает циничное равнодушие власти к жизням людей.