Постановку Римаса Туминаса в "Гешере" израильские театралы ждали с нетерпением и волнением. Представитель знаменитой литовской театральной школы, прославившийся работами в Театре Вахтангова, стал одним из ведущих режиссеров на постсоветском пространстве. Но неужели он по-новому прочитает хрестоматийную "Анну Каренину", к которой более ста лет обращаются и театры всех стран, и мировой кинематограф?
Уже сам интерес к роману Толстого, не снижающийся с момента его выхода в свет, говорит о том, что он поставил "вечные" вопросы, ответы на которые не найдены до сих пор. Сказать, что "Анна Каренина" рассказывает о трагической любви, - значит, ничего сказать. О трагической любви писали и Стендаль, и Флобер, и Достоевский, и Тургенев. Но только в творчестве Льва Толстого любовь становится универсальным понятием, отражающим состояние мира! Счастливую любовь у него можно найти только в "Войне и мире", потому что, по его художественно-философской логике, только в обстановке единения всего общества возможна гармония между двумя людьми. "Анна Каренина" изображает другую эпоху и других героев.
Трудность перенесения этого романа на сцену состоит в его литературных особенностях: он состоит из двух трудно "стыкующихся" частей: в одной главная героиня - Анна Каренина, в другой доминируют духовные искания Константина Левина. На этом спотыкаются интерпретаторы, пытающиеся скрупулезно следить за толстовской фабулой. Но Римас Туминас строит свой Театр, который не заимствует архитектонику литературы! Режиссер, ставший - вместе с Марией Петерс - одним из авторов инсценировки, тщательно проработал роман, рассказывающий не только о чувствах Анны Карениной и Вронского, Левина и Кити, а также Стивы Облонского и Долли. По ходу действия там предстают и другие пары, связанные любовью, привязанностью или... сомнениями по поводу брака. Толстой как бы перебирает разные модели взаимоотношений мужчины и женщины, пытаясь понять, существует ли точный рецепт человеческого счастья. Соответственно, и на сцене мы видим не интерьеры богатых дворянских домов и не туалеты светских дам, а картину человеческого Бытия! Этот экзистенциальный подход и условность изредка мелькающих бытовых подробностей подчеркивают костюмы Ольги Филатовой: мужчины выглядят "примерно" как в XIX веке, а развевающиеся одеяния женщин связывают действие с античной трагедией!
Грандиозный замысел Туминаса и классика литовской сценографии Адомаса Яцовскиса: всё действие спектакля проходит в огромном мрачном помещении, пустоту которого разнообразят три длинных скамьи. Это Зал Ожидания - в нем начинается и завершается роман Анны Карениной и Алексея Вронского, в нем каждый человек встречает того, с кем надеется соединить свою судьбу. Развернутая метафора требует, чтобы этом зале встречались по два - максимум три персонажа, так как любовь возникает между двумя, а любовная драма - иногда между тремя (поэтому и три скамьи!). Спектакль превращается в кинематографически стремительную смену эпизодов, объединенных не толстовским сюжетом, а режиссерской концепцией. Перед нами предстают Стива и Долли, Анна и Вронский, Анна и ее муж, Левин и Кити - или Стива и Левин, Анна и Долли и прочие персонажи, рассуждающие каждый о своей драме. Такая конструкция спектакля позволяет не волноваться о сочетании двух главных линий романа и не вникать в хозяйственные эксперименты русского помещика Константина Левина.
К сожалению, я не видел других работ "зрелого" Туминаса (когда-то в Вильнюсе бывал на первых постановках молодого режиссера, еще только искавшего свой театральный язык). Мне кажется, что его "Анна Каренина" ближе всего к методу Гордона Крэга, который создавал в начале прошлого века символический, поэтический театр, воплощавший режиссерский замысел в пластике, музыке, хореографии. Даже однотонный интерьер Зала Ожидания напоминает о любимых Крэгом "серых сукнах". Нынешняя постановка "Гешера" рассчитана на интеллигентную публику, хорошо знающую содержание романа. Увы, иногда израильские режиссеры не доверяют культурному уровню зрителя и предлагают ему пересказ первоисточника в программке, а то и со сцены! Но спектакль Туминаса говорит со зрителем не столько текстом Толстого, сколько языком образов, тонких ассоциаций. Так, в одной из первых сцен мы не увидим многолюдного бала в доме князей Щербацких, на котором Вронский увлекается Анной и забывает Кити. Как и в других эпизодах, появляются только Вронский, Анна и Кити. Если очарованная блестящим офицером наивная девушка мечтает о приглашении на вальс и долгожданном объяснении, то Анна одна (!) исполняет какой-то бешеный эротический танец (замысел режиссера обогащает еще один важный член его команды - популярный в Литве хореограф Анжелика Холина). Подобный прием был бы неуместным в реалистической постановке, но в поэтической атмосфере туминовского спектакля "неприличный" танец актрисы Эфрат Бен-Цур воспринимается как вырвавшаяся из подсознания героини чувственная стихия, которая пугала автора "Анны Карениной" (особенно на склоне лет!..) и убила, в его изображении, духовность любви Анны и Вронского. Намеченная здесь линия проходит через весь спектакль: о часто замалчиваемом, но роковом противоречии размышляют и "положительный" Левин, и легкомысленный Стива, и даже верная жена Долли...
Не знаю, насколько уместным было упоминание мною Гордона Крэга. Вообще-то его эстетика предполагала синтез всех компонентов театрального искусства (в спектакле "Анна Каренина" исключительно важна и мощная музыка Гедрюса Пускунигиса, часто заменяющая, как в кино, изображение и слово), но актеру отводила подчиненную роль "марионетки"! У Туминаса актер не только не является "глиной" в руках режиссера-ваятеля, но и получает право на свою трактовку роли. Пожалуй, это относится прежде всего к Эфрат Бен-Цур, которая давно любима почитателями "Гешера", но предлагает им такую Анну Каренину, какой они никогда не видели. В сущности ее героиня, нервная, порывистая, безоглядно бросающаяся в омут всепоглощающей страсти, - это подлинная толстовская Анна, которая в начале романа только кажется благополучной и гармоничной.
Может быть, только Вронский, которого играют Ави Азулай и Гиль Амитай, предстает в своем "каноническом" виде. Алон Фридман показывает совершенно непривычного Стиву Облонского - не вальяжного, циничного барина, а буфонного охальника и гуляку. Левин в великолепном исполнении Мики Леона (увы, не удалось увидеть также играющего эту роль Анатолия Белого) неожиданно обнаруживает, что он ближе не толстовским искателям истины (недаром его фамилия образована от имени писателя), а скорее тургеневским "лишним людям", предпочитающим не бороться за свое счастье, а покоряться "судьбе". Карин Серуя (Долли) и Нета Рот (Кити), наверное, соответствуют нашему представлению об этих героинях романа, но находят штрихи, способствующие индивидуализации характеров.
Пожалуй, особенно впечатляет Гиль Франк в роли Алексея Каренина. Это не униженный старый муж, не опозоренный рогоносец, а король Лир, преданный самым близким человеком, утративший с любимой семьей свое царство, но гордый и мудрый! Он вынужден подчиняться жестоким, лицемерным законам "высшего общества", но способен понять счастливых любовников, причинивших ему боль и горе, - и даже поразить их своим неожиданным поведением.
Необходимо упомянуть актера, который на протяжении всего спектакля незаметно держится на заднем плане. Это странная фигура с закрытым лицом, напоминающая злодеев из старинных пьес, в сценической версии названа "Странником". Вспоминается страшный мужичок, бормочущий по-французски и появляющийся в вещих снах Анны. Но в спектакле Туминаса у него роль без слов, ибо это Рок, против которого бесполезно сопротивление смертного человека. "Странник" в финале спектакля вторгается в Зал Ожидания и выталкивает оттуда скамьи, предназначенные для живых... В этой роли занят Никита Гольман-Кох, прежде игравший в культовом питерском театре Fulcro и перебравшийся в Израиль вместе с большей частью труппы (их руководитель Дарья Шамина работала над спектаклем "Анна Каренина" в качестве ассистента режиссера). Мне уже довелось видеть на израильской сцене этого актера очень широкого диапазона с фантастической пластикой. Отвлекаясь от темы рецензии, выскажу уверенность, что израильская культура получила прекрасную театральную алию.
Поразительны режиссерские находки Туминаса! Трудно поверить, но в его спектакле важное место занимает сцена... скачек, на которых Вронский терпит неудачу и убивает прекрасную Фру-Фру. Гротескно, но очень ярко изображена попытка Кити навязать серьезному мужу пошловатый семейный уют. Подкупает удивительно доброй иронией отсутствующая в романе встреча Каренина с Вронским, несущим букет цветов своей возлюбленной. Даже огромная театральная люстра включается в метафорическую игру! Она то гаснет, то зажигается, символизируя хрупкость любви и обязательность ее присутствия в человеческой жизни.
Лев Толстой так и не смог решить все проблемы, мучившие его в процессе работы над "Анной Карениной". Поэтому в конце концов холодной осенней ночью ушел в от преданной ему жены и созданного ею уюта, чтобы больше не возвращаться. А нам остались его великие романы и попытки их истолкования самыми талантливыми и умными людьми...
Комментариев нет :
Отправить комментарий