Перебирая стопку книг, которые всегда
откладываю до момента, «когда руки дойдут», увидел на одной из обложек имя
Михаила Зива. Подумал, что пора напомнить о нем читателям – чего он сам делать
не умел...
Недавно миновало три года со дня смерти Михаила Зива. Мы не были очень близки,
но я с ним легко находил общий язык - как со всеми настоящими профессионалами
среди местных русскоязычных литераторов.
Незадолго до смерти он позвонил мне (я
удивился, так как мы по телефону не общались) и сказал, что заинтересовался
статьей о... Берии на моем сайте! «Я бы мог тебе рассказать о Берии такое, что
ты нигде не узнаешь, - просто, со свойственной ему скромностью сказал Михаил. –
Надо как-то пересечься, выпьем пива, поговорим...». Я, конечно,
заинтересовался, даже сделал пометку в дневнике: «Позвонить Зиву», но подумал,
что успеется. Так мы и не пересеклись.
Уверен, что Михаил мог поведать мне нечто поразительное. Полагаю, что это было
связано с его отцом, человеком очень высокого советского статуса, лауреатом
Сталинской и Ленинской премий.
Я никогда не слыхал от Зива рассказов о его прошлом. Может, наше общение было недостаточно
доверительным, а, может, он предпочитал говорить стихами.
Михаил Зив был настоящим поэтом, потому что без сожалений оставил удобства и
достаток родительского дома в Ленинграде, зарабатывал на жизнь самыми
непрестижными работами, не считался с обывательскими представлениями о
добропорядочности и находил комфорт только в писании стихов. Как писал классик:
«Так и надо жить поэту, Я и сам сную по свету, Одиночества боюсь...».
Финишный отрезок своей поэтической траектории Михаил Зив прочертил в Израиле,
где жил с 1992 года. Он много писал, печатался в местных и зарубежных альманахах,
участвовал в различных проектах, выпустил книгу «Мед из камфоры» и – при всей
своей асоциальности - получал премии.
Много лет Зив работал над своей главной книгой. Поэма «Из переписки с Лавинией»
увидела свет уже после его смерти.
Эта книга, как и ее автор, ни на что не похожа. Кто сегодня пишет поэмы в сто
страниц? Но Зив писал не «сюжетную» и не «исповедальную» поэму. Ее сюжет – сама
поэзия.
Наверняка (судя по конкретным деталям) адресат писем поэта Лавиния – лицо
реальное, как и автор («лирический герой»). Но в то же время эта женщина
наделена старинным литературным именем, что переводит поэтический диалог во
вневременную плоскость. Себя поэт называет соответственно – «сержантом
бессмертия».
Именно из-за этого переплетения реальности и фантазии, воспоминаний и
ассоциаций читатель напрасно будет пытаться мысленно придать тексту логику
чувств или фактов. Сто страниц поэмы – это уплотненный до предела словесный
замес.
Иногда можно уловить в стихах канву
реальности:
Меж нами пустяк: два-три моря да пара систем,
-
Ну, горные, вздорные, нервные слишком системы,
Сирень на плетень и обои несбывшихся стен,
Ну, говор ночной или вкратце: семейные сцены.
Ну, горные, вздорные, нервные слишком системы,
Сирень на плетень и обои несбывшихся стен,
Ну, говор ночной или вкратце: семейные сцены.
Но тут же эти наводящие намеки сносит поток
метафор:
Я б, может быть, робкой стопой и побрел в Эрмитаж,
Но выйду на пляж, увязавшись, как должно, за ветром
Из неких Итак, что плывут, гомоня абордаж,
И кажутся письмам устойчивым смыслом заветным.
Я б, может быть, робкой стопой и побрел в Эрмитаж,
Но выйду на пляж, увязавшись, как должно, за ветром
Из неких Итак, что плывут, гомоня абордаж,
И кажутся письмам устойчивым смыслом заветным.
Я, верный Горацио, мой ненадежный компьютер,
Что в рыбьей крови содержал дорогой отравин доз,
Лия перламутром уже наступающих утр,
Всосет мою вечность в почти развидневшийся «Windows».
Читатель должен пускаться в это литературное путешествие, как моряк в тайфун: не обращая внимания на обрушивающиеся на него интеллектуальные валы и лирические струи, стремясь только добраться до следующей главы – а там опять начнется это головокружение от словесного водопада.
Что в рыбьей крови содержал дорогой отравин доз,
Лия перламутром уже наступающих утр,
Всосет мою вечность в почти развидневшийся «Windows».
Читатель должен пускаться в это литературное путешествие, как моряк в тайфун: не обращая внимания на обрушивающиеся на него интеллектуальные валы и лирические струи, стремясь только добраться до следующей главы – а там опять начнется это головокружение от словесного водопада.
Даже из приведенных цитат можно оценить
виртуозное построение стиха: аллитерации, внутренние рифмы, поразительный язык,
включающий анахронизмы, современный сленг и неологизмы авторского изготовления.
По мастерству рифмовки с Зивом трудно кого-то сравнить:
Кто в небо не мусорил? – тотчас глаза подыми!
–
Восторгом и ужасом, кои вдруг преподнесли вам,
-
Не жался к толпе ли на вскрике ее пандемий?
В ней клятвы не квакал, моргая своим черносливом?
В ней клятвы не квакал, моргая своим черносливом?
Истинный знаток поэзии и человек менее
искушенный, но надеющийся постичь магию стиха, должны перечитать много раз
книгу Михаила Зива «Из переписки с Лавинией». Это очень современная тотальная
поэзия, включающая в себя и традиционные, и создаваемые на глазах у читателя
смысловые коды.
Михаил Зив был настоящим мастером. Как всякий большой мастер, он не нуждался в
саморекламе и ушел незаметно. Даже чересчур...
Комментариев нет :
Отправить комментарий