пятница, 29 января 2016 г.

Проза об алие и алия в прозе

В романе Леонида Левинзона «Дети Пушкина» предстает жизнь тель-авивской «русской» богемы 1990-х годов. Но это не воспоминания - и не только потому, что реальные лица выведены под вымышленными именами. Это проза, созданная видением автора, его языком, интонациями. Это живописная панорама, в которой важны не столько отдельные фигуры, сколько краски, освещение, настроение...

За четверть века репатрианты из бывшего СССР сложили штабеля стихов. Стихи рождаются в страданиях, а выходцы с шестой части суши настрадались немало, и многие из них спешили щедро поделиться своими горестями и радостями. Прозы в литературном наследии «русской» алии очень мало. Проза требует не эмоциональных вспышек, а долгого труда, серьезной мысли, без которых не соорудить крупных конструкций.

Леонид Левинзон избрал трудный путь в литературе. Он не старается развлекать читателя, сочинять увлекательную фабулу, без чего сегодня трудно рассчитывать на коммерческий успех. В его прозе важней авторский настрой, ритм повествования, не поддающаяся однозначному истолкованию метафоричность. В новой книге Левинзон взялся за «благодарную» тему: он мог бы лихо и остроумно изобразить «русских» литераторов, журналистов, философов, их вольную, не слишком праведную жизнь. Это хорошо получилось у Дины Рубиной в профессионально сколоченном романе «Вот идет мессия», похуже – в сериале «Между строк» Евгения Румана. В любом случае о них много говорили, спорили.

Левинзон не стремится ни к портретному сходству своих персонажей с их прототипами, ни к смакованию бытовых подробностей. Может быть, секрет писателя в «Детях Пушкина» - в том, что он постоянно меняет дистанцию, с которой рассматривает своих героев. Есть крупные планы, есть яркие детали, но после пристального вглядывания автор отдаляется от изображаемого им богемного кружка, и возникает окутанная таинственным, мистическим ореолом (не случайно в романе много ночных сцен) панорама Израиля 1990-х.

Несмотря на размытость контуров, на гротескную остраненность некоторых персонажей, «Дети Пушкина» - гораздо более реалистическая проза, чем другие близкие по тематике произведения. Их авторы «для удобства изложения» изображают «русских» писателей относительно благополучными людьми или деликатно отворачиваются от материально-экономической подоплеки их существования. Левинзон честно показывает, как сложно, а иногда мучительно, быть русскоязычным интеллектуалом в Израиле. Это в стране исхода можно было работать в редакциях, школах, культурных и спортивных организациях, пристроиться в бригаду шабашников, на худой конец – пригреться в котельной. Там в былые времена существовали литературные гонорары, а в новые времена появились богатые издательства.

Насельники романа Левинзона – Матвей, Борисик, Катя - зарабатывают на хлеб насущный и кормят свои семьи тяжелым, опустошающим физическим трудом. Наименее материально обеспечен Виталий, которому «посчастливилось» устроиться в русскоязычную газету, где изнурительная поденщина разрушает его здоровье. В итоге рассказ о писателях позволяет заглянуть в далекие от творчества и эстетики уголки Израиля – на автобусные станции и рынки, в грязные ночлежки и фабричные цеха. «Творцы» живут так же, как прочие репатрианты. Они считают каждый шекель, ищут жилье поскромней и магазины подешевле, но заботятся о друзьях, гостей угощают от всей души и, сидя в «минусе», готовы дать другому взаймы. Это необыкновенные люди, ибо, преодолевая усталость, игнорируя безденежье, пишут стихи, рисуют, сочиняют песни, яростно спорят об искусстве. Тот, кто был знаком с тель-авивскими литераторами 1990-х, узнает Илюшу Бокштейна, Мишу Зива, Риту Бальмину, Аркашу Хаенко, без труда определит авторство цитат, вплетающихся в текст романа.

Леонид Левинзон достиг литературного мастерства, но, к сожалению, уступает в технологии самораскручивания на израильском рынке коллегам по писательскому цеху, создающим гораздо более легковесные книжки. Серьезных литературных премий он удостаивался в России и русском зарубежье, где оценят скорее форму его книг, чем их содержание. Очень хотелось бы, чтобы «Дети Пушкина», изданные в Санкт-Петербурге (и уже инсценированные), дошли до израильских русскоязычных читателей. Они найдут в романе не глянцевый придуманный Израиль, а ту страну, в которой они хлебнули немало лиха, но которую предпочли другим манящим далям. Наиболее подкованные из этих читателей оценят мастерскую прозу, в которой есть и выверенность слова, и внутренний ритм, и многоголосие, и внезапные переходы от приземленности к лирике, от правдоподобия к фантастике. Но независимо от количества комплиментов, которых он удостоится, Леонид Левинзон написал, возможно, лучший роман о нашей алие, к которому будут обращаться книгочеи и исследователи, не успевшие увидеть ее лицом к лицу.

1 комментарий :

  1. Обязательно прочитаю.Как правило,Ваши комментарии помогают выйти на действительно добротную художественную работу.Тем более,что часто задумывалась над тем какое вся наша "одиссея" найдет воплощение в искусстве.Вобщем,ещё очень рано ожидать чего-либо.Буду рада ошибиться.

    ОтветитьУдалить