воскресенье, 17 января 2016 г.

Авангард как борьба с банальностью

В 2016-м году «толстый» журнал «Зеркало» отметит свое 20-летие. Судя по содержанию недавно появившегося 46-го номера, у главного редактора Ирины Врубель-Голубкиной идей, материалов, авторов хватит еще надолго.


«Зеркало» - международный литературно-художественный журнал, подпитываемый энергетикой Второго русского авангарда. Не удивительно, что новый номер открывается беседой Ирины Врубель-Голубкиной и искусствоведа Лёли Кантор-Казовской с Маринко Судацем. Хорватский коллекционер, издатель, основатель виртуального проекта «Музей авангарда» в Загребе высказывает интересные мысли о значении авангардистов Восточной Европы: «Процессы эмансипации искусства на Востоке были столь же трудными, как и в Германии, там, где Гитлер начал войну против «дегенеративного» искусства. Ни Гитлер, ни Ленин не хотели подобного искусства... Творцы авангардного искусства еще сто лет вынужденно перемещались из одной точки в другую. Это кочевание сделало разделение на Восток и Запад менее релевантным, художники авангардного движения исторически всегда левитировали, и их гравитационные точки не находятся ни на Востоке, ни на Западе».

Каждый выпуск журнала не похож на предыдущие. Отличительная черта 46-го номера: читатель "Зеркала", привычный к интеллектуальным диалогам и эссе, искусствоведческим статьям, после высказываний Маринко Судаца больше не найдет ничего в том же роде. Весь журнал состоит из литературных текстов. К ним относится и очерк «Москвичи и фирмачи» - очередная глава принципиально не завершаемой книги Валентина Воробьева. Художник, участник Второго русского авангарда, он в 1975 году уехал в Париж. Открыв в себе писательское дарование, Воробьев создал красочные описания жизни героев московского андеграунда и их эмигрантского существования, он поведал истинную историю официальной советской живописи. Эти свидетельства уникальны и уже цитируются в серьезных исследованиях.

Поэты, представленные в «Зеркале», живут в разных странах: Данила Люкшин, Олег Павлов, Сергей Сдобнов – в России, Сергей Шабуцкий – в Германии, , Александр Авербух, Леонид Шваб, Наиля Ямакова – в Израиле. Но все они принадлежат к «среднему» и молодому поколениям в русской поэзии, которые отталкивались от претившего им казенного искусства, злой иронией выжигали риторику, банальность и искали новые средства самовыражения в литературных играх без старых правил. Это стихи, лишенные рациональной композиции, состоящие из прихотливых ассоциаций, они демонстративно антиреалистичны, но в то же время они включили в поэтический лексикон любые приметы окружающего мира.

Такие стихи начали опасно превращаться в ребус и утрачивать свое родовое свойство: эмоциональное воздействие на читателя. Тем более приятно обнаружить симптомы потепления:

Мы с тобой целовались на берегу синей реки
И глядели на нас коровы, бабы и мужики.
И сипела пыль, прибитая на дорогах войны:
«Отойдите животные, мне только ноги видны...».
(Олег Павлов)

Как кораблик, Васильевский остров
Тонет в памяти скудной моей.
Уже весь под водой, только ростры
Все отчетливей.
(Наиля Ямакова)

Поэтическая подборка в «Зеркале» позволяет предположить, что после затянувшихся на несколько десятилетий экспериментов в русскую поэзию постепенно возвращаются предметность, боль, пристальность взгляда - это восстанавливает прямой контакт поэта с читателем, который заново учится сопереживанию.

О вневременной сущности поэзии напоминают стихи Давида Фогеля в переводах Александра Авербуха. Фогель родился в России, в 1920-е – 1930-е годы жил в разных европейских странах, ненадолго посетил Палестину, погиб в Освенциме. Писал на иврите и шел своим путем. Его стихи, вобравшие художественные открытия европейского модернизма, не укладывались в привычные представления о еврейской поэзии. Сегодня они выглядят удивительно современными:

Изумленные
В разгаре юности
Сядем перед трепещущим пурпуром полутьмы,
и жалость
вдруг озарит нашим душам
все подлое
и мерзкое,
преображенное багровым закатом.

Сейчас, зимой
Наступают
Все тихие мгновения красоты.

Поэт Игорь Холин, один из столпов Второго русского авангарда, в этом номере «Зеркала» представлен впервые опубликованными «Кремлевскими шутками». Эта проза позволяет глубже проникнуть в секреты его творческого метода и перекликается с вариациями на ту же тему Саши Соколова, Владимира Сорокина.

Ирина Врубель-Голубкина периодически публикует в «Зеркале» старые статьи из изданий, редактировавшихся ею в начале 1990-х. Это не нарциссизм, а материал для литературной диагностики. Авангард наиболее чуток к изменениям в искусстве. Самые интересные статьи двадцатилетней давности наглядно демонстрируют скорость изменения ситуации в русской литературе. В 1990 году молодой и задорный Александр Бренер опубликовал в "Знаке времени" манифест «На смерть русской поэзии», который озадачил интеллигентных читателей, выгружавшихся в аэропорту Бен-Гурион с томиками Евгения Евтушенко, Вероники Тушновой, Юлии Друниной. Бренер любил эпатаж, но искренне констатировал происходившее тогда разрушение старой поэтики.

Валерий Айзенберг – завсегдатай раздела прозы в «Зеркале». Новый цикл его рассказов отличают присущие писателю тонкий психологизм, легкий налет гротеска и полуироничная философичность, местами переходящая в серьезные размышления об искусстве.

Павел Пепперштейн, основатель группы «Медгерменевтика», в рассказе «Качели» проявляет свое удивительное умение соединить жанры сказки и современной фантасмагории и направить повествование, изредка переходящее на язык поэзии, в русло встроенных друг в друга сюжетов, которые позволяют читателю посетить экзотические культурные ландшафты, удивляющие то ли реальными, то ли придуманными подробностями.

Александр Ильянен – один из крупнейших авторитетов современной русской прозы. Про него обычно пишут – «прозаик и поэт». В сущности это больше поэзия, ибо извержения слов подчиняются только ритму и направлению творческих импульсов. Это очень изысканные, эстетские тексты, имеющие не чресчур многочисленных, но верных почитателей.

На этот раз в «Зеркале» опубликован рассказ Ильянена «Les fraises sauvages». В сущности его можно назвать и повестью – жанр условен, как и название («Земляника» - хотя действие происходит зимой...). Это что-то вроде дневника, обрывки будничных событий, встреч с вымышленными и реальными (в том числе очень известными) людьми. Бесстрастный перечень перемежается странными аллюзиями, цепляющимися друг за друга ассоциациями, конспективно высказанными мыслями, цитатами. Если кто-то Ильянена не читал – вот крохотный отрывок:

«под предлогом купить тапки для гостей пошел прогуляться по чистому снегу. До моста, где красный магазин «штрих-код», доехал на автобусе, с купленными тапками возвращался пешком по тихим заснеженным дворам

замечательный рождественский вечер у Маруси Климовой.

Выбросил ранним утром часть старых одежд. Так на Благовещенье выпускают на волю птиц.

Как птица пленная жена (Александр Блок)

Радио словно из клетки выпустило голоса жен Пикассо».

Не надо поспешно решать, что тут сумбур вместо музыки. Лучше погрузиться в этот поток, как в музыку, и плыть по течению, подхватывая мелодии. А многое задерживает на себе мысль. Например, я выхватил из потока признание, которое подтвердило мои литературные предположения: «только с Пепперштейном чувствую солидарность».

Москвич Виктор Осипов, писатель и философ, дал своему произведению мудреное название: «Жизнь и игры парковых существ». Жанр определен им как «метафизическая комедия». Термин пародийный не только из-за отсылки к Данте. Сочинение Осипова насквозь пародийно. Термином «парковые существа» обозначены – метонимически – посетители одного московского жилища, расположенного неподалеку от станции метро «Парк культуры». Описание этого микросоциума – пародия и на философское эссе, и на социологическое исследование, и на физиологический очерк, прокравшийся из натуральной школы в современный журнал. А за пародией, как и полагается, просматривается реальность, вызывающая неподдельный писательский интерес.

Видимо, я еще остаюсь во власти устаревших вкусов, но среди многочисленных материалов «Зеркала» меня особенно тронула проза, в которой сквозь современную манеру изложения прорываются простые и сильные человеческие чувства. Это «Зуля, Зуля, Зуля с красным замочком» Маргариты Меклиной – история мимолетной связи двух современных, духовно «продвинутых» женщин, которые не могут обрести гармонию на просторах огромного, суперинтеллектуального, но холодного мира.

Не могу прилаживать какие-то литературные оценки к автобиографической повести Николая Бокова «Вдали от Эйфелевой башни». Это мучительно откровенный рассказ о немолодом эмигранте и его взрослой дочери, которая навсегда осталась ребенком, прикованным к инвалидному креслу особой конструкции:

«Окна столовой были освещены... Голосов я не слышал. Движения медленны. Некоторые просто ждали, пока их покормят, а иные осторожно действовали ложкою. Мари сидела в кресле не двигаясь в профиль ко мне. Она медленно протянула руку и старалась поймать ручку своей специальной кружки – с крышкой и носиком, из которой можно пить, не обливаясь в случае неловкого жеста, протертый суп».

Читая «Зеркало», осознаешь, как нелепо противопоставление авангарда «традиционному» искусству. Истинное искусство всегда развивается. Авангард – это не создание непонятного, усложненного эстетического языка, а, наоборот, прорыв художника к реальности, которую мешают постичь устаревшие, одеревеневшие штампы.

1 комментарий :

  1. Уважаемый Яков. Позволю высказать свое мнение - искусство прежде всего талант и созидание, но не борьба. "Свеча горела на столе .." - искусство, "овечьи - человечьи ..." - банальность. Противопоставление авангарда "традиционному" искусство - нелепо. Но определение "традиционное" размыто, сегодня к нему можно отнести и сам авангард, как, впрочем, и "классическое". Если говорить о действии (противопоставление, несущее в себе нередко и идею "борьбы", приводит к ощущению диссонанса между вашим заголовком и выводами, а значит где-то и к вашему невысказанному или неосознаному еще пониманию истинности искусства). Но если взять за основу "сопоставление", намного более дружественную форму осознания истинности искусства и, к примеру (чисто гипотетически, без гордости типа "наши картины висели рядышком", а это уже о чем-то говорит" :)) и представить себе, ну, скажем, по большому счету "Джоконду" рядом с любым творением уважаемого Михаила Гробмана (согласен, несопоставимо, но если пофантазировать!), никакой (в любом ее понимании) борьбы не состоится. "Банальное", заезженное, отжившее, дремучее,... - как хотите называйте вашу точку зрения, будет положено на обе лопатки мгновенно. Созидание, талант создателя,вложенный в творение гениальный позитив, если хотите, а не борьба - вот, на мой взгляд, краеугольные камни истинного, как вы его называете, искусства. Хотя, сколько людей, столько и мнений.
    С уважением,
    Григорий Подольский
    PS: извините за возможные ошибки, у вас, опять же на мой непрофессиональный взгляд, очень неудобный интерфейс для ввода комментов

    ОтветитьУдалить